Мой родной город Нукус - столица Каракалпакии.
Именно в этих краях побывал в экспедиции и Игорь Петрович.
В своей книге сатирических стихов «Ступня на лопатках»
он рассказывает о впечатлениях от увиденного на Арале...

ИЗ КНИГИ ИГОРЯ ПУППО "СТУПНЯ НА ЛОПАТКАХ"

КОЕ-ЧТО О ПУЗЫРЯХ

* * *

Вот вам исповедь моя:
Хвастаться не буду —
Послужил на славу я
Трудовому люду.
Пробиваясь сквозь года,
Жил, как полагалось,
Не лукавил никогда—
Даже в мадригалах.
Все заслуги возданы
Тем, чей труд огромен:
И героям целины,
И героям домен.
С добрым перышком в руках,
С бодрым кличем: «Бpaвo!»—
Всю-то жизнь о маяках
Я писал бы, право.
Но бравурные в строку
Трудно втиснуть звуки,
Если кто-то маяку
Связывает руки,
Если некто тормозит
Мысль, прогресс, идею,
Если где-то паразит
Влез на нашу шею.
Правде учимся сполна,
Хворь былую лечим,—
В перестройке вся страна:-
Напрягает плечи,
Разгоняет солнце мглу,
Набирает силу...
Эй, поэт, бери метлу!
Помогай светилу! ..

ПРИЛИПАЛЫ

Скорее головы канарейкам сверните—
чтоб коммунизм канарейками не был побит!
В. Маяковский

Без трескотни помпезной о героике,
Без толмачей понятная вполне,
Хозяйкой зоркой муза перестройки
Шагает по разбуженной стране.
А ну, прилюдно заяви кто-либо,
Что ты ее пришествию не рад,—
Она идет, пыхтя, корчует «липу»,
А это- потрудней, чем виноград!
В ней сложного— решение простое,
Она взывает к каждому: сверши!
Она — не панацея от застоя, а крик души!
Но снова, как не раз уже бывало,
Припасши впрок фанфары и елей,
Подобные моллюскам-прилипалам
Приспособленцы лезут из щелей.
Застойных лет бездушное творенье,
Они преображаются легко:
Тот восторгался словом «ускоренье»,
Как шансонетка фирменным трико,
Тот, начисто лишенный мненья, взгляда,
Покорнейший, тишайший блюдолиз,
Вдруг забряцал, где надо и не надо,
Столь модным нынче словом «плюрализм».
И новизны фасад уже подранен
Деяньями чинуш и трепачей.
Прочтите Маяковского—«0 дряни»—
Все те же типы. Только половчей.
Вот перестройку «приняв» к сердцу близко,
Бумажный червь усердствует вдвойне,
И, переделав бланки переписки,
Вихрь «исходящих» сеет по стране.
Вот мощный зав вооружился ручкой
— Отныне, фактор времени ценя,
«Пятиминутку»— заменить «летучкой»!
Но заседают снова по полдня.
Вот бракодел подстраховался ловко:
— Даешь прогресс! .. Но снова за свое—
Штампует в новой яркой упаковке
Вчерашнее унылое старье
А этот (наблюдал не раз в окно я,
О чем воспоминания храню—
Ему деликатесы и спиртное
Возили прежде по семь раз на дню)—
Преобразился! Весь насыщен новью,
Не перестав, однако, есть и пить,—
Теперь ему привозят только... ночью,
Чтоб бдительность соседей усыпить.
А фельетонным высмеян «подвалом»,
Он «на ковре» покается до слез,
И тут же по былым своим каналам
Отправит на «обидчика» донос.
А этот, вмиг утратив чувство меры,
Прикрыв патентом воровскую суть,
Со всех копыт рысит в миллионеры,
Где финишной чертой— народный суд.
А тот ловчила, на делишках грязных
Имея в прошлом не один прокол,
Понятья«Демократия» и «гласность»,
Взбодрясь, как «вседозволенность» прочел.
А этот...Впрочем, хватит. всей оравы
Увы, не перечесть, как таковой.
...Давайте перестраиваться здраво,
Давайте обновляться— с головой,
Давайте зорче вглядываться в будни,
Скрести, беречь и уважать свой дом,
Чтоб прилипалы, оборотни, трутни
День ото дня тесней и неуютней
Себя отныне чувствовали в нем!..

КОЕ-ЧТО 0 ПУЗЫРЯХ

Их узнать не так уж трудно
Без особенных примет:
Внешность — вроде бы не трутня,
Но чтоб труженик — так нет!
Кто-то строит, кто-то пашет
От зари и до зари,
А иной — руками машет
И «пускает пузыри».
Эфемерных полон планов,
Облекает их в слова,
И текут легко и плавно
Обещаний кружева.
В грудь бия на самовзводе,
До чего ж в себя влюблен!
И выходит так, что вроде
Самый главный всюду- он.
Умудряется красиво
Сто пилюль позолотить:
— Дружно взяли~ Нам под силу
Разом — горы своротить!
От возни его трескучей
Только свист стоит в ушах,
Только пар клубится тучей,
Ну а поезд — ни на mar!
А ведь кто-то верит
в мнимый
Ореол над «вещим» лбом.
И что впрямь незаменимый
Он при деле при любом.
Но суровая эпоха
Говорит устами масс:
«Речь поставлена неплохо,
Но управимся без вас.
Для морального здоровья,
И чтоб Родина цвела,
Нам нужны — не суесловье,
А конкретные дела...»

КУДА ХОЧУ, ТУДА КАЧУ...

В 16 часов 30 минут водитель авто-
парка № 22 Виктор повел свой ав-
тобус не по установленному маршруту
№ 44, а куда ему заблагорассудилось.
— Стану я из-за нескольких человек
гонять машину по ухабам! — заявил он
возмущенным пассажирам, среди ко-
торых были старики и женщины с деть-
ми...

— Вздор! — читатель скажет строго.—
Мелкий случай! Чепуха...
Что ж, не спорим... Но дорога
До Орловской — так плоха!

Потому-то, маясь грустно,
Кто с дитятей, кто с сумой,
Чертыхаясь многоустно,
Пассажиры шли домой.

Ай водитель! Молодчина!
Вот и мы в один момент
На манер его почина
Проведем эксперимент.

Вопреки канонам старым,
С легкой Витиной, руки
Все — на голову поставим.
Раз-два, взяли, земляки!..

...Вот наш Витя утром рано
Щеки мылит, как всегда,—
Чур не смылиться! Из крана
Перестала течь вода.

Он звонит: — Воды, канальи!
Хоть полкружки! Хоть глоток!..
Говорят в «Водоканале»:
— Перекур у нас, браток.


К парикмахеру! Скорее!..
Мастер с бритвой — начеку:
— Нынче я клиентам брею
Только левую щеку!

Полувыбритый, несмело
Влез в трамвай водитель наш:
Впереди — начало смены,
Срочно надобно в. гараж!

Затерялся меж народом,
Поглядел в окно — беда!
Мчит трамвай, но... задним ходом!
Едет Витя — не туда!

С флангов, с тылу крепко сжатый,
Он вопит из глубины:
— Ты куда везешь, вожатый?
— К теще еду. На блины...

...Скороходу уподобясь,
Он бежит, судьбу кляня,—
Все же вывел свой автобус
На маршрут к исходу дня.

На язык просилось живо
Непечатное словцо,
И смешило пассажиров
Недобритое лицо.

Время сделать остановку,
Ибо голоден, как зверь.
Общепитовской столовки
Перед ним раскрылась дверь.

Там, в столовой, на раздаче
Тьма пирожных и тортов,
Есть компот (из блюд горячих)
И варенье — всех сортов.

Борщ бы взять, салат, котлету,
Чтобы все — как у людей,
Но в ответ:
— Мясного нету!

Шеф внедряет «сладкий» день...
Подкрепясь компотом малость,
За баранкой — натощак,
И душой и телом маясь,

Доработал кое-как.
Попадет домой не скоро!—
Вызвал лифт. Стоит внизу,
Слышит реплику, лифтера:
— Вверх сегодня не везу!..

Стоп. Герой вконец измотан.
Мы рассказ окончим наш
На ступеньках, где бредет он
На шестнадцатый, этаж.

Отдохнуть присядем вместе,
Вспомним, как нам надо жить,—
На своем рабочем месте
Делать то, что надлежит.

И в труде и в жизни чтобы
Быть примером, молодцом,
Не краснея от стыдобы
Чисто выбритым лицом.

ФЕЛЬЕТОН ПРО ТЕЛЕФОН

Сядем, родители,
Шуточки — в сторону.
Нетелефонный
Пойдет разговор у нас.
Эта история,
Хоть и грустна,—
Кое-чему
Вас научит она...
Серж Вырвихвост-
Выше папы на голову.
Чуб — под Леонтьева.
Нрава — веселого.
Школьные знанья
Даются с трудом,
И в голове-
Дискотечный содом.
Эх, после школьного
Плена дневного
Надо б дитяти
Размяться немного!
Трешку, которую
Тычет маман,
Серж с укоризною
Прячет в карман.
Мимо витрин
Он фланирует вяло:
Море соблазнов,
А денежек мало!
Где бы на «маленькую»
Наскрести?—
Выход один:
Таксофон потрясти.
— Вот ты, родименький!
Ну, погоди же!.,—
Хищно блеснули в руке
Пассатижи.
Глянул вокруг:
Никогошеньки нет-
Вмиг медяками
Пополнил бюджет.
Скрылся во мраке-
Ни слуху ни духу.
Вот разливает в кафе
«Бормотуху».
Словно дистрофик,
Под хохот дружков
Чертову дюжину съел
Пирожков.
Вдруг в животе
Заворчало, кольнуло.
Дальше — сильней.
Еле встал он со стула,
К отчему дому
Добрался ползком
И на пороге
Свалился ничком.
Ахнул отец,
Мама вскрикнула
Тяжко—
Чадо родное хватает
Кондрашка!
Бледный
На белой лежит
Простыне,
Стонет: — Ой, вавочка!
Доктора мне!..
...Ночью глухой
По сугробам косматым
От автомата
И до автомата
Папа с маманей,
Забывши года,
Пулею мчатся—
Торопит беда!
Только напрасно—
В масштабах района
Нету исправного
Телефона.
Сорвана трубка.
Не вертится диск.
Кинешь монету—
Шипенье и писк.
Там,
Где конец беговой
Их дорожки,
Ждут наготове
Врачи в «неотложке».
Эсмарха
Держат волшебный
Сосуд,
Но Вырвихвоста
они не спасут!..
С этим финалом,
Отнюдь
Не беззлобным—
Юным оболтусам,
Сержу подобным,
Папам и мамам
Оболтусов сих
Я посвятил
Поучительный стих...

ГОЛОЛЕД

«Дело под вечер зимой...»
По дорожке по прямой,
Скованной морозом,
Шел, пыхтя, к себе домой
Зав горкоммунхозом.

Не спешил... Скользил слегка.
Выла завируха.
А дороженька гладка,
Как акулье брюхо.

Зав заметно загрустил:
— Доберусь нескоро!
Зря, пожалуй, отпустил
Личного шофера.

Впрочем, он без пользы тут:
Сколь в той «Волге» силы?
Ишь, буксуют, ишь, ревут
КрАЗы, ТАТРЫ, ЗИЛЫ!..

Рядом с ним, судьбу кляня,
Накаляя страсти,
Чертыхалась шоферня
На проезжей части.

И припомнил зав тотчас,
От стыда сутулясь,
Что забыл отдать приказ
0 расчистке улиц,

Что предвидеть не сумел
Гололеда злого
И что техника к зиме
Не готова снова...

...Под снежком — коварный лед.
И на глади этой
Обалдевший пешеход
Делал пируэты:
Этот воздух, мчась, хватал,
Будто бы с похмелья,
Этот птицей пролетал
Впереди портфеля.

— Да-а-а,— угрюмо молвил зав.
Скользко, даже слишком.
Здесь вольготно для забав
Разве что детишкам!

Я, положим, устою.
Ну а эти тети?..
Но продолжил мысль свою
Он уже в полете,
Ощутив тугой удар
Теменем, спиною:
— Не посыпан тротуар!
Я — всему виною!..

Полежал, набравшись сил,
И с большим трудом он,
Слава богу, «доскользил»
Кое-как до дому.
Шишка ныла и пекла...
Хорошо еще — спасла
Меховая шапкa!..

...Я — мужик добрейший... но
Пусть попоет. Все равно
Мне его — не жалко.

У ВОДОЕМА

К нему и птица не летит...
А. Пушкин

Полдневный зной.
Полдневная истома.
Размяк асфальт,
и воздух, как слюда...
Присядем отдохнуть
У водоема-
Там, на проспекте,
около суда.
Присядем,
малость нервы успокоим,
Творцов бассейна
помянем добром,
А заодно
увидим здесь такое,
Чего, увы,— ни в сказке, ни пером:
На дне бассейна-
и тряпье, и склянки,
Китайский зонтик,
проволоки жгут,
И детские поломанные санки
Лежат
и терпеливо снега ждут.
Не выживет здесь
головастик бедный,
И птица не летит
попить сюда—
Один блестит
насос велосипедный
На дне бассейна
около суда.
Автолюбитель!
Не тужи, братишка,
Что нет резины,—
подходи, смотри:
Здесь
целая вполне автопокрышка!
Скорей спеши—
вчера их было три!..
...Сей частный случай
объясняю просто:
0 город мой,—
начало всех начал,
Как много
за свое «благоустройство»
Ты липовых регалий получал!
Не показухи для,
Не для парада,
Не только
возле здания суда—
Давайте дружно
наведем порядок
Везде и всюду!
Раз и навсегда!

НЕСУНЫ

При честном
при всем народе,
Словно скользкие вьюны,
Изворачиваясь, бродят
Проходимцы-несуны.
Несуны — такого слова
Нет у Даля, Ушакова-
Эту кличку ввел народ
С отвращеньем в оборот.
Несуны — что грызуны:
И нахальны, и вредны.
В день любой, в любую пору
Поживиться вор не прочь—
Тащит в собственную нору
Все, что можно уволочь.
Тащит кровельщик железо,
Тащит птичница корма-
Так в карман народный лезут,
Словно
в собственный карман.
Доски прет
шабашник бойкий
Для хоромов для своих,
Очень, может быть, на стройке
В этот день не хватит их.
Вот из мясокомбината
С тощей сумкой на весу,
Оглядевшись воровато,
Пробирается несун.
Ишь, какой отъел живот он!
А подать его сюда:
Он сосисками обмотан
Под рубашкой — в три ряда!
От сосисок понемногу
Аппетит утроит вор-
Завтра он телячью ногу
Перекинет за забор.
Жив несун моралью ржавой,
Знает «логику» одну:
«Не убудет у державы,
Если малость я стяну».
Да, земля наша обильна,
Но в масштабах всей страны
Очень, граждане, обидно,
Что орудуют бесстыдно
Рядом с нами несуны.
Встань стеной, контроль
народный,
У ворюги на пути,
Труд наш общий,
благородный
От злодеев защити!
Не позволим несуну
Разворовывать страну!..
КАК ПОЯВИЛСЯ ДЕФИЦИТ

Сие не выдумали мы,
В базарной потасовке
Сошлись две старые кумы,
Две сплетницы-торговки:
— Привет, кума!
— Привет, кума!
Намедни слышала сама—
С мукою туговато:
Опорожнили закрома!
Закрылся элеватор!
Беда грядет...
— Не говори:
Все подмели нетопыри
С тарелки той летючей!
Пора, Петровна, сухари
Сушить — на всякий случай!..
...И лезет гаденький слушок:
«Хватай, пока не поздно!»
И затолкал пшена мешок
В чулан сосед нервозно.
Старушка — девяносто лет,
Притом — не из курящих,
Купила ящик сигарет
А к ним — и спичек ящик.
Чем объяснить такую прыть?
Наверно, на том свете
Даст бабка черту закурить,
И спичку — к сигарете.
Брехня крылата — мир широк:
Что не было, что было!..
И люди закупают впрок
То соль, то чай, то мыло.
Лежат в кладовках
сотни тонн!
А я сижу — скучаю,
И сочиняю фельетон
Без кофе и без чаю...

Р.S. С другой же глянуть стороны:
Коль нет чего в продаже,
А склады тем добром полны,
То здесь подумать мы должны
О явном саботаже...

СТУПНЯ НА ЛОПАТКАХ

Скажут — тема не нова,
И приелась вроде.
Но опять сии слова
0 злодейке-моде.

Город солнышком прошит,
Славная погодка.
Глядь: красавица спешит
Плавною походкой.

Встречных юношей слепя,
Проплывает близко—
Высока! Вся — из себя!
Брючки в стиле «диско».

И, морской волны синей,
Модницам на горе,
Куртка светится на ней-
«Маде ин Нагоя».

На груди и животе
Грозно и сурово
Полыхает «каратэ»—
Импортное слово.

Что слова! Вот на спине
Пострашней картина-
Там, одетый не вполне,
Скалится детина.

Взором выплеснув огонь,
Он в порыве схватки
Целит голою ногой
В девичьи лопатки.

С давних пор, известно нам,
Рыцари планеты
Берегли прекрасных дам
Локоны, портреты.

В мирный час ли,
на войне-
По сей день несут их...
Но чтоб дамы
На спине—
Мужиков разутых?! ..

Блеск! Балдеж! Мечты предел!
Фирменные чащи...
Этот «Мальборо» надел,
Этот «Кэмэл» тащит.

И хотел того иль нет,
Но в подобном платье
Ты рекламой сигарет
Стал, бесплатной, кстати!

Друг, сними повязку с глаз:
Быть слугой негоже,
За границей и не раз
Мы бывали тоже,

Но, однако, видеть мне
Не пришлось за морем
Денди с «Примой» на спине
Или с «Беломором».

А ведь славилась подчас
В мире наша марка—
Пусть с могучей «Адидас»
Спорит «Володарка»!

Нешто нам заморских штук
Не сварганить — краше?
Где сноровка наших рук?
Честь былая наша?

Имя вспомните свое,
Мать, что вас вскормила,
Чтоб фирмацкое тряпье
Души не затмило!

ХОРОШО, ЧТО ПЛОХО

Припорошенный слегка,
Наглотавшись смога,
Ждал вчерась у «Колобка»
Пятьдесят седьмого.
Ждал, однако, целый час.
Прыгал на морозе,
И водителю припас
Комплименты. В прозе.
Но, чтоб стресса избежать
(Видно, догадался!),
Он решил — не приезжать.
Я — пешком подался.
Шел, обидчикам грозя,
В снежном серебре я,
И, представьте вдруг, друзья,
Чувствую — добрею!
И уже топчу без зла
Снеговые комья-
«Атепешникам» хвала,
Что иду пешком я!
И походка молода,
И дышу без хрипов!..
Погулять — еще б когда
Славный случай выпал,
Коль возьми — не задержись
Тот лентяй-водила?!
Ведь в ходьбе — здоровье, жизнь,
Ведь в движенье — сила!
А представьте: через час
Прибыл бы «Икарус»—
Тут, в сосульку превратясь,
Я излил бы ярость,
Я уж душу бы отвел,
Я ведь в гневе жуток!..
В результате — протокол.
И — пятнадцать суток.
Правда, с транспортом дела
Плохи,— тем не менее
Вам, водители, хвала
За мое спасение!
...Так я к выводу пришел
Вовсе без подвоха,
Что бывает хорошо
Оттого, что — плохо.

КОГДА МЫ МЧАЛИСЬ...

Волае захисту природа,—
ми не можемо бути байду-
жими.
Олесь Гончар

АКБАЙТАЛ

Владимир Олейник—
юрист, публицист и мечтатель,
С глазами ребенка
и белой, как лунь, головою,
Солдатскую флягу,
в поход припасенную кстати,
За городом Истрой наполнил водой ключевою.
Водой родниковою близ патриаршего дома,
Что князя Донского и Минина войско
поила...
А Белая Лошадь, аральскою жаждой влекома,
В сто тысяч копыт
грохотала по кручам Памира.
— А что там во фляге?—
придирчив напудренный носик.
Нюхнула... Зевнула:
— Пройдите, пожалуйста, быстро! ..
Взревели турбины, и вот уже лайнер уносит
Во фляге помятой водицу хрустальную Истры.
Священную воду, которой кропили иконы,
Что прадедам силы давала, идущим на сечу...
А Белая Лошадь, пока еще с ней незнакома,
Под гривою пены
стремилась Мургабу навстречу.
...Мы шли к перевалу
в поту ледяном и соленом,
Мы легкие рвали, и были бледны наши лица.
Вставал Акбайтал,
и летела с ним рядом со звоном
Река, его тезка — неистовая кобылица.
Тогда
отвинтил колпачок мой товарищ от фляги
И встал над стремниной—
клокочущей, пенистой, мрачной,
И Белая Лошадь, дивясь человечьей отваге,
На миг присмирела
под истринской струйкой прозрачной.
И рыжий сурок любопытный, усевшись на
камне,
Таинственный житель пустыни,
холодной и горькой,
За струйкой хрустальной следил,
и с последнею каплей
Присвистнул — дела!..
И нырнул, озадаченный, в норку.
Та светлая струйка
с Мургабом до Пянджа домчится,
И, в нем растворясь,
как бальзам животворный на рану,
Вольется в Аму...
И ведь может такое случиться-~..
Вдохнет в нее силу,
и с ней доберется к Аралу,
Из капель, из капель — моря, и озера, и
реки!
Мы дальше ушли, вдруг почуя великое в
малом.
А Белая Лошадь — о добром чудном человеке
Все пела нам вслед,
торопясь на свиданье с Аралом...
Ош, сентябрь 1988 г.
Экспедиция «Арал-88»

* Акбайтал — Белая Лошадь (точнее — Белая Кобы-
лица). Перевал на Памире и одноименная речка,
впадающая в Мургаб.

ФАЛАНГИ

Арал умирал.
Он по нашей вине занемог.
Арал нас карал-
На глазах ускользал из-под ног.
По морю тоски,
По усохшему руслу реки
Вползали пески,
И ползли по пескам
пауки.
Где звонко дышалось,
Где гордо плылось напролом,
Где чайка касалась
Просоленной робы крылом,
Где пела волна,
Величаво неся корабли,—
По трещинам дна
Из пустыни
фаланги ползли.
Простор пожирая,
Ползли все наглей и лютей,
Мечту отбирая
без боя
у нас, у людей...
Кто двинет назад их?
Обглодана даль догола!
От лап волосистых
,.Плыла ядовитая мгла.
Да кто же мы?
Что же?
Куда мы пришли
и придем?
Моря уничтожим?
Леса на корню изведем?
И небо прокурим?
И реки повывернем вспять?
К пещерам и шкурам?
И к пращурам?
Стадно?
Опять?..
Когда на нас лезла
Паучья стальная орда,
Толкала нас в бездну,
Вгрызалась нам в сердце,
Тогда,
Великий и малый,—
Всем миром мы
смяли врага.
Неужто Аралу
Не сможем вернуть берега?
Как горькая накипь
на совести нашей,
Встает
Кладбище в Муйнаке-
В песках похороненный флот,
И дети детей
Не простят нам
во веки веков
Убитых морей.
И ползущих по ним
пауков.
Мракам

КЫЗЫЛКУМ,
ОСТАНОВКА В ДОРОГЕ

Пустыня,
преклоняюсь перед Вами,
Молюсь за Вас
и растворяюсь в Вас!
Лежат верблюды
к солнцу головами
У них, родных,
наверно, тихий час.
Они лежат
и безмятежно дремлют,
За дымкой—
ирреальные почти
На богом данном
караванном,
древнем,
По черепам проложенном пути.
Тандырный
сладковатый дух аула
За сотни верст
щекочет ноздри им,
И сизые сплетенья саксаула
Клубятся над горбами,
словно дым.
Вы помните, пустыня,
орды, войны,
И города,
развеянные в прах?..
Мне повезло:
я видел Вас спокойной,
Внушающей доверье,
а не страх.
О, как воспеть мне
бедными словами
Вас-
млечности и вечности жену,
Пожар заката,
гаснущий над Вами,
И царственную ночи тишину?
Я знаю:
мне не раз еще приснится
Сиянье теплых звезд на солонце,
И выхваченный фарой
хвост лисицы
С подпалинкою светлой на конце.
Солоноватым и благоуханным
Согрев меня дыханием веков,
Позвольте прикорнуть
под тем барханом—
Я ж так боялся
змей и пауков!
Кого бояться?
От людского взора
Бежит зверье
в предчувствии беды-
Как мертвецы,
оскалились озера
Из ядовитой
сбросовой воды.
Но человеку—
мало,
мало,
мало!
Под дых природу
лупим наобум.
И кровь опустошенного Арала
Свернулась в Ваших жилах,
Кызылкум,
Ваш вечный стих
покрышки подминают
(Ах, как бы своего не упустить!)—
Пустыня,
я отлично понимаю:
Вам трудно,
очень трудно нас простить.
Да, мы грешны—
отлично знаем сами!
Грязны, как черти...
И опять — аврал:
В барханов бархат
тычутся носами
Четыре РАФа
с надписью «Арал».
Но мы пришли к Вам нынче
не со злобой,
И наш порыв,
и помыслы — чисты
Пустыня,
на излом ты нас
не пробуй!
...О, как легко
мы перешли на «ты»!

Нукус, октябрь 1988 г.

«АРАЛКУМ»

Прийшли в Д а р ''ю, на якор стали...
Т. Шевченко

Сердце, сердце, встревожено чем ты?
Это ж здорово, черт побери,—
Я стою — там, где плавал Шевченко.
Но... не чайки кружат — упыри.
То ли плач, то ли ветра хоралы,
То ли холм, то ли ржавый баркас...
ы так щедро писал на Арале,
От Днепра отлученный Тарас!
Повторяя сухими устами
Приведенную выше строку,
Я здесь тоже на якоре стану-
Вот в песке он лежит на боку.
От колес наших горькая трасса
Как рубец... Не видать ей конца.
И сверкает слезою Тараса
Корка мертвого солонца.
Эта соль долетит до России,
И в Днепре станут воды горьки—
Император тебя не осилил,
Твой залив погубили царьки.
...Тот баркас вроде лысого камня,
Как урок государству и мне.
Что, вернувшись, скажу землякам я?
Как мы все очутились на дне?...

Аралъск, октябрь f988 г.

КОГДА МЫ МЧАЛИСЬ...

Григорию Резниченко

Когда мы мчались по такырам,
Казалось нам.''
Сама природа потакала
Своим сынам.
И верилось, что ей охота
Хоть чем-нибудь
Своим усталым донкихотам
Облегчить путь.
Такыр был выветрен и гладок,
Блистал, как стол,
И Зигмундс говорил: — Порядок!
И жал — за сто1
И сердце радостно трубило
Мотору в лад.
Лишь Переведенцев уныло
Жевал гранат.
Сей фрукт прикончивши, исторгнув
Вздох нутряной,
Он тут же доставал из торбы
Очередной.
За нами обод мчался лунный
Сквозь облака.
Остывший чай хлебал Селюнин
Из бутылька.
Откинув прядь со лба крутого
И щуря глаз,
Он вдохновенно Гумилева
Читал для нас.
Он был — как сжатая пружина,
Как голый нерв...
Какая сила нас сдружила—
Понятно мне.
И мы, внимая, восхищались,
Светлы, добры—
В башке селюнинской вмещались
Миры, миры!
В ней мысль острейшая бурлила,
И рифм каскад...
А Переведенцев уныло
Жевал гранат...
Но встала на пути лохмато
Песков гора.
Кончай поэзию, ребята!
«Пахать» пора!
Был крут противник наш достойный
Седой бархан,
Все силы мерзкие застоя
В себя впихав.
Вот сгрудились, пошла работа—
Пупки порвать,
Чтоб после вспомнить радость пота,
И срифмовать,
Чтоб сердце памятью зачем-то,
Кольнув, свело...
Мне в ухо дышит Резниченко,
Поддев крыло.
И изо всех своих силенок—
Душа-то в чем?—
Наш пыльный РАФ подпер Селюнин
Худым плечом.
Да, вместе мы — победа! Сила!
Нам черт не брат!..
...А некто в стороне уныло
Жевал гранат...

ТИГРИНАЯ БАЛЛАДА

Ахиле Абдуллаевой, преподавателю
Нукусского университета, поведав-
шей мне эту страничку своей био-
графии, посвящается

Снова припомнилось детство мне:
Лунный над мачтой лик,
Шлепает плицами по волне
Старый буксир «Таджик».
Вижу тугане в лунном дыму
Снова — в который раз,
Желтые волны родной Аму,
Тигра янтарный глаз.
Старый буксир — мой привычный дом,
Зорко вперед смотрю.
Против теченья гребем с трудом,
Раненых — полон трюм.
Где-то в Европе — войны пожар,
Там — и отец и дед.
Я — за штурвалом. А мне, нашар**,
Только тринадцать лет.
А из прибрежного камыша,
Вот уж который рейс,
Тигр-великанище не спеша
Выплыл наперерез:
Фыркает, птичий галдеж прервав,
Знать, понимает сам,
Как он божественно величав—
Звездочки на усах!
Рыжее пламя — тигриный глаз
Там, за бортом, внизу—
Умница-зверь пропускает нас:
Раненых я везу!..
...Вижу сквозь годы я
воды те
В тысяче мелких лун,
А за Кунградом в полуверсте
Тигр на волнах Жайхуна.
Рядышком в рубке спит лейтенант.
Он еще — на войне.
Душу девчоночью леденят
Крики его во сне.
Стонет и мечется фронтовик,
Ворот рубахи рвет,
Я ему в ухо шепчу: — Рафик,*
Тигра, гляди, плывет!..
— «Тигры!» — он вскакивает в поту,
Бледен, и юн, и... сед-
Танки пошли! Держать высоту!..
Нет бронебойных!.. Нет!..
Танки!..— И на воду глянул вдруг,
Стиснул виски в горсти:
— Ах ты усатенький, ах ты друг,
Спутал я все!.. Прости!..
...Дальнего детства
меркнущий свет,
Лучик издалека!
Нету Арала. Тугаев нет.
Полумертва река.
Тихо струится ржавая слизь.
Тигр в мои сны ушел,
В звезды «героев» перелились
Звезды с его усов.
Был он застрелен, последний зверь,
Лет тридцать пять назад—
Только в музее можно теперь
Тигру взглянуть в глаза:
Тускло мерцает стекла кружок.
Роется моль в шерсти...
Все-то мы спутали! Ах, дружок,
Кто из нас мертв?!.. Прости...
**Тугаи — недавно еще буйные заросли вдоль
берегов Амударьи. Полностью уничтожены,

** Нашар — по-каракалпакски «слабый пол».
Говорится с иронией.

* Жайхун — Быстрая. Старое название Амударьи.
*'' Рафик — товарищ.

СОЛДАТ № 191

Упрямо бушприт упирает в закат
Аральский трудяга — корабль «Константин».
Там тридцать матросов и ссыльный солдат,
Солдат номер сто девяносто один.
Стучится в обшивку крутая волна,
Вдоль палубы катится вал штормовой.
На всех офицеров каюта одна.
Их четверо в ней. И один рядовой.
В десятки казенных бумаг занесен,
Острижен, унижен, но непобедим-
«Оце тобы «Льох», І оце тобы «Сон»,
Солдат номер сто девяносто один.
Лобастый солдат, коренастый солдат.
В косматых бровях — паутина седин.
Куда ты нацелил свой сумрачный взгляд,
Солдат номер сто девяносто один?
На запад, на запад, за кромку небес
К Днепру устремлен твой пылающий взгляд,
Да путь преградил к нему Барсакельмесе,
Что значит: «Пойдешь — не вернешься назад».
И скованы руки, хоть нету оков,
На суше трясло, и на море штормит.
Но рядом веселый моряк Бутаков
Незыблем — на палубе зыбкой стоит:
— Не прячьте, Шевченко, тетрадку в сапог,
Здесь нет подлецов-
вот вам истинный крест!
Пишите — авось и не выдаст вас бог,
Рисуйте — авось и свинота не съест!..
А в раме над койкою — холод зрачков:
Кто смел высочайший нарушить запрет?
Веселый моряк лейтенант Бутаков
При слове «свинота» взглянул на портрет.
Да, были фельдфебели: «Ножку подвысь!»
Был «Тормоз» * — подлец, и сатрапы царя,
Но русская вольность, и русская мысль-
Они, как могли, берегли Кобзаря.
И те, в ком гражданская совесть жива,
Мы руку на братство поднять не дадим-
Мы чтим твоего «Заповіта» слова,
Солдат номер сто девяносто один...

* «Тормоз» — так Шевченко называл царя Николая 1.

*Барсакельмес — остров на Аральском море.

Все авторские права защищены.
Использовать материал со ссылкой на источник.


Поэт и журналист Игорь Пуппо
Автографы памяти